ханна считает дни, месяцы считать нет уже смысла, ханна ставит на то, что до конца этого года ей не дожить. ханну на части рвет и она выцарапывает у своей койки продолговатые зарубки_полосы. ханна пропускает только те дни, в которых есть крэбб, их она помнить не хочет, их она готова обливейтом стереть из памяти, с мольбой во взгляде на луну смотрит. пожалуйста, пожалуйста. ханна в последнее время о пощаде слишком часто молит, голосом срываясь на хрип, на полустон, на вздох уходящей весны. ханна по щекам размазывает слюну и слезы, залечивает как может синяки, лицо обливает ледяной водой, руки чуть ли не кипятком. ханна волосы, в клочья спутанные, собирает в пучок (узел, на котором ей бы повесится) и не пытается его расчесать. ханна балансирует между жизнью и смертью, ханна никому о случившемся говорить не хочет, ханна хочет все усилия приложить, чтобы перстать быть для крэбба желанной.

ханна - не фарфоровая кукла, обычная побрякушка и сломать ее оказывается сложнее, она не разбивается вдребезги, не ранит никого (его) осколками. ханна только плачет и плачет и скулит, точно побитая шавка. крэбб ей не забывает напоминать о ее никчемности, и у ханны не хватает ханны, чтобы сказать, что на девчонку получше его не хватает. ханна отбивается только первый раз, дерется и царапается, крэббу в лицо плюет, и узнает, что он наловчился в круциатусе настолько, что может насиловать ей и тело, и душу.

ханна в стену смотрит часами, молчит и предплечия расчесывает до крови, до изуродованных ссадин, до мяса. луна ей заливает руки бадьяном, накладывает повязки и не задает вопросом, и ханна от сьюзан отстраняется. от сьюзан и ее участливости, ее желания помочь, ее желания сделать мир справедливым снова. ханна на вылазке, собой прикрывает первокурсника от гнева кэрроу, берет удар на себя и не слышит уже улюлканья толпы, покуда алекто истязает ее круциатусом. ханна в стены хогвартса цепляется так, что под пальцами крошится вековой камень, ханна встает, за собой убирает и не смотрит никому из оставшихся в глаза. ханна думает, что посмотрит им в глаза, когда они все в аду окажется. у них он еще впереди, ханна - уже в нем. ей сьюзан говорит, что она сильная, ей невилл вполголоса сообщает, что из нее получилась бы отличная гриффиндорка. луна единственная до ханны не дотрагивается, делится с ней чистой юбкой и не пытается пичкать последним куском шоколада. он не спасает от всех бед.

ханне в выручай-комнате душно и взгляд сочувствующие давят монолитом небесного свода. из ханны чертовски херовый атлант и она слышит, как хрустят птичьи кости под грузом для них всех чересчур тяжелым. ханна хочет сбежать, исчезнуть, смыть с себя грязь, которую больше никто не видит, ханна мечтает о водах леты. ханна много спит, кошмары ее не мучают, они приходят к ней днем, а не ночью и она не захлебывается в зельях от бессоницы. (пока что, это все впереди). и ханна продолжает молчать, в себя укрываясь, точно птица с подбитым крылом, ханна продолжает расчесывать в кровь ладони, и руки, и плечи. морщиться от шипения бадьяна перестает, смотрит как кожа стягивается и по розоватой, еще новой коже, продолжает чесать. и чесать. и чесать. ханна тогда не слышит хлопков, и хлюпанья, и крэббовского хрипа над ухом. не слышит скрежета ножек стола о каменный пол, не слышит собственных всхлипов, не слышит как зубы стучат в черепной коробке.

ханна из выручай-комнаты сбегает, сью после долгих расспросов сообщает куда она, обещает быть осторожной, отказывается от эскорта, "я просто хочу побыть одной". ханна забывать начинает об умоляющих нотках, боунс отговорку бросает, точно пощечину отвешивает и старается не думать об отрешенном лице подруге. она обьяснит все потом, наверное. сейчас она хочет сбежать.

ханна откладывает спасительный побег слишком долго, в комнатку забивается загнанным зверем, обо всех обещаниях забывает, по коридорам мчится жертвой охотника. ханна забирается с ногами на подоконник и считает капли, стекающие по закаленным стеклам. когда раздаются шаги, она понимает, что ее сердце разучилось пропускать шаг. ханне хочется думать, что она научилась отличать его поступь, ханна подозревает, что в ней ничего не осталось. когда невилл ладонью тянется к ее плечу, ханна узнает, что в ней осталась борьба.

- не смей! - она не кричит, шипит разьяренно, его ладонь перехватывая на полпути, сжимая до хруста собственных пальцев. ханна смотрит на него в упор. - уходи.

мерлин, пожалуйста, уходи.

ничего их не ждет впереди. битое, ломанное, непригодное. они и сами такими стали - н е п р и г о д н ы м и - и никто у них не спрашивал, а чего самом-то хотят, о чем мечтают; заставили. на одной вере долго не проживёшь, а верит он упрямо, и хочет, чтобы все верили в поттера и светлое будущее ровно также, как и он. вгрызаясь в свою правду, он ногти ломает под корень, но не сдается. и ему хочется, так отчаянно хочется поделиться всем, что у него внутри, с ханной. смазанная перспектива осени за окном и сужаются холодные стены заброшенной комнаты; давят на него, вот-вот разрушится потолок и полетят в бездну правила, границы, устои. невилл думает о том, как отчаянно ему не хватает здесь луны. она бы знала, что сказать. она бы знала, как себя вести с ханной ему, невиллу. он с трудом подавляет желание уйти, найти луну, и молчит.

молчит так долго, глядя в себя и себя же не узнавая, не понимая, что с ним, что с его чувствами. взгляд ее случайный, неосторожный. и даже в неровном, неправильном свете он замечает, насколько красные у нее глаза, и тогда почва раскалывается и из-под ног уходит. и летит он в пропасть добровольно, сквозь крошево и стекло, - он понимает вдруг с кристальной отчетливостью, как сильно хочет глаза эти поцеловать.

- нет, не уйду, - так просто и легко было это сказать; пальцы ее, так крепко сжавшие его ладонь, - последний приговор, крайняя граница. удивительное чувство в груди прорастает шипами, и вьется, оплетая солнечное сплетение - невилл ещё не знает, что это больное, - разложение и гниль, - что это сорняк. он на пальцы ее тонкие смотрит и думает, какая же маленькая у нее ладонь по сравнению с его.

нерешительно он сжимает ее руку. кто первый её отдёрнет?
кто первым шагнёт назад? сощурится с непривычки и скажет, что нет, отбой, надо поберечь бы сердце! ходят вокруг да около, играя друг с другом спичками —
испуганные и бесстрашные, каждый носящий в грудине свой грех и тайну.

невилл не знает, насколько страшная у ханны тайна.
не подозревает даже.

одно он знает - хочет стать ближе. и делает этот шаг. всего один, не выпуская ее руки. необдуманно, опрометчиво, никто его не просил и не будет рад. но все последнее время невилл перестает задавать вопросы, спрашивать разрешения - взвалив на себя отряд дамблдора, он просто берет и делает.

- ханна, - и голос не дрожит, произнося ее имя. почти вплотную, он чувствует ее запах. невилл отчаянно пытается держать себя в руках, но не уверен, совершенно не уверен, что у него это получится.
а осеннее небо в очередной раз распорото тугой, электрической линией. он зажмуривается, сжимая крепко ее пальцы. все - или ничего.

земфира - ненавижу
трейси гнев свой сдерживает с трудом, каблуками звонко по лютному стучит, злости в ней сейчас хоть отбавляй. она не любит сюда приходить одна, но других вариантов не было. один слишком умный (нет) продавец решил часть товара себе оставить, не знал, что у дэвис учёт строгий, всё записано - не подкопаешься, и что она первая узнает. и гнев её будет страшен. оглянувшись и отметив, что никого нет, оборотное зелье, накануне у драко взятое, достаёт и глоток делает. ей много не надо, лишь бы на ближайшие минут пятнадцать хватило. светиться трейси не планирует, поэтому всегда для вылазок таких чей-то чужой облик принимает. в этот раз женский тоже, чтобы не спугнуть.

к нужному бару подойдя вдыхает глубоко и заходит. тут почти пусто, только бармен у окна стоит, только что опустил занавеску, видимо., он то ей и нужен. -чего надо? - он посетителей уже не ждал и явно закрываться желает, но как бы не так. триш улыбается хищно и к нему направляется, бёдрами виляя, заигрывая. когда их буквально метр разделяет, она движением едва уловим палочку выхватывает и произносит: -иммобулюс - бармен ничего сделать не успевает и его парализует, только глаза из стороны в сторону бегают в ужасе. -говорить буду я - трейси к нему подошла вплотную и по щеке ногтём острым провела легонько. -милый, неужели ты думал, что никто не узнает о твоих махинациях? что я настолько глупа, что не смогу произвести элементарных расчётов? ты ещё глупее, чем кажешься. знаешь что бывает с теми, кто решает взять чужое? нет? ему руку отрубают в некоторых странах. хочешь тоже лишиться своей ручонки? ты права или левша? - трейси заискивающе так говорит чужим голосом, вреда она ему причинять не намерена, пока, вот если история повторится - да, тогда уже им с драко придётся решать, что же делать с этим умником, а пока пусть отделается испугом. дэвис палочкой взмахивает, на руку его направляя, ещё больший ужас в глазах видит и опускает её. -ладно, так уж и быть, я добрая сегодня. где ты хранишь деньги? - бармен глазами на стойку показывает, триш к ней направляется и все лежащие в кассе галлеоны забирает. -да, тут чуть больше, чем требуется, но это за моральный ущерб. я ухожу, через час заклинание отпустит. тревогу не поднимай, иначе утром, когда хит-визарды придут разбираться, они обнаружат только твой труп. пока, больше так не делай - трейси разворачивается резко и выходит. на улице полной грудью вдыхая, успокаивается, пытается мелкую дрожь в теле унять. она подальше от бара отходит, особо не рискуя ничем, за ней хвоста не будет - некому, уж больно мелкая сошка.

триш за угол заходит и закуривает, вместо злости раздражение нахлынуло. она ведь планировала этот вечер у альфарда провести, на пьюси жаловаться, который опять не знает, чего сам хочет и вроде как и не слишком нужен ей, но почему-то выгнать из головы его никак не получается. и это тоже дьявольски бесит. ей пришлось менять свои планы из-за какого-то придурка, решившего, что он тут - самый умный. с такими трейси сама справлялась, опасности они не представляли, зато гонору - хоть отбавляй. напрягать драко ради подобной шушары она не собиралась, поэтому вооружившись палочкой порой направлялась в злачные места в удобное время.

оборотное зелье действовать перестало - руку с сигаретой к лицу поднеся, красный лак на ногтях своих заметила. волосы её вновь ниже плеч стали, да и рыжие. трейси откашлялась пару раз, сигарету выбросила и пошла обратно на переулок, злость всё ещё внутри кипела. поворачивая за угол, триш со всей дури в человека врезается - она в мыслях своих, куда идёт не смотрит даже. -эй, куда прёшь?! - извиняться и не думает, наоборот, виноватой себя совершенно не считает. лицо его в темноте кое-как разглядев, узнаёт -какого чёрта ты тут стоишь?! - перед финниганом она даже если бы точно знала, что не права, всё равно не извинилась бы. уж слишком раздражал он дэвис одним своим присутствием. если бы взглядом можно было убивать, шимус уже замертво бы упал, с такой злостью она смотрела на него.